Navigation – Plan du site

AccueilNuméros55/3-4Comptes-rendusRussie ancienne et impérialeCornelia Soldat, Das Testament Iv...

Comptes-rendus
Russie ancienne et impériale

Cornelia Soldat, Das Testament Ivans des Schreckliches von 1572, Eine kritische Aufklärung

Aleksandr Lavrov
p. 332-338
Référence(s) :

Cornelia Soldat, Das Testament Ivans des Schreckliches von 1572, Eine kritische Aufklärung, Lewiston : The Edwin Mellen Press, 2013, 510 p.

Texte intégral

1На обложке книги Корнелии Зольдат копенгагенский портрет Ивана Грозного, репродуцированный двенадцать раз в разных цветах, складывается в коллаж, напоминающий портреты кисти Энди Уорхола. В какой‑то мере это подготавливает читателя к главной идее книги – о том, что Завещание Грозного является подделкой ХIХ века.

  • 1 Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV‑XVI вв., М.– Л. : АН СССР, 1950.
  • 2 Ihor Ševčenko, Ljubomudrejšij kyr Agapit Diakon. On a Kiev Edition of a Byzantine Mirror of Princes (...)
  • 3 К.В. Баранов, « Об общей жалованной грамоте Василия Темного московских боярам», Сообщения Ростовско (...)

2До настоящего времени у историков не возникало серьезных сомнений в подлинности Завещания, несмотря на некоторые, давно известные, настораживающие факты. Во‑первых, все издания Завещания, включая помещенное в авторитетном сборнике « Духовные и договорные грамоты»1, основаны на единственном списке, котоpый по водяным знакам датируется началом ХIХ в. Этот список содержит указание на перепискy текста в 1739 г. с рукописи, якобы принадлежавшей А.А. Курбатову. Таким образом, перед нами копия ХIХ века с несохранившейся копии ХVIII века. Во‑вторых, один из копиистов, работавший в ХVIII или в ХIХ в., сопроводил текст ученым комментарием, в котором предложил датировать Завещание 1572 годом. Это указание, на которое историки не обращали внимания, отнюдь не безынтересно для решения вопроса о происхождении дошедшего до нас списка. В‑третьих, в опубликованных в 1974‑1978 гг. статьях Игоря Шевченко было замечено, что в Завещании использован перевод Агапита, отредактированный митрополитом Петром Могилой (1628 г.), что уже само по себе должно было бы вывести исследуемый текст за рамки XVI века2. И наконец, в‑четвертых, К.В. Баранов, в статье 1998 г., отметил, что сделанные в рукописи комментарии принадлежат перу В.Н. Татищева. Последний вывод должен был бы предельно насторожить исследователей, так как Татищев одними историками упрекается в вольном обращении с источниками, а то и в их фабрикации, в то время как другие яростно пытаются защитить его от подобных обвинений3.

3Несмотря на важность и достаточную известность этих фактов, научная общественность до сих пор не приписывала им должного значения, ибо публикация в ДДГ являлась для Завещания своего рода « охранной грамотой». Монография Корнелии Зольдат кардинальным образом меняет сложившуюся ситуацию. Исходя из упомянутых выше фактов и обогащая их собственной аргументаций, иногда весьма интересной, исследовательница создает собственную реконструкцию событий, которую можно резюмировать следующим образом :

41) По крайней мере одна духовная грамота была составлена Грозным во время кризиса 1553 г., но до нас не дошла. К. Зольдат совершенно верно указывает на то, что духовная не вошла в Опись царского архива, составленную в 1572‑1575 гг. С другой стороны, в той же Описи содержится заметка о выписи из духовной Грозного, в которой упоминается царица Мария. Зольдат справедливо заключает, что речь может идти либо о Марии Темрюковне, либо о Марии Нагой (с. 52‑53). Таким образом, данная выпись была сделана не из « нашего» Завещания, ибо в нем упомянута не царица Мария, а царица Анна (которая с равным успехом может быть как Анной Колтовской, так и Анной Васильчиковой), а из какого‑то другого документа.

5Возвращаясь к опубликованному в ДДГ Завещанию, Зольдат отмечает что его « текст разительно отличается по форме и по содержанию от обычного формуляра завещаний» (с. 134).

  • 4 Последний аргумент находит подтверждение в недавних работах И.А. Лобаковой о Житии митрополита Фили (...)

62) В Завещание внесена цитата из поучения Агапита в переводе митрополита Петра Могилы, опубликованном в 1628 г., что автоматически отсылает составление текста к последующему времени4.

73) Дошедший до нас текст духовной Ивана Грозного не находился в руках В.Н. Татищева. Зольдат считает, что ссылки на Завещание, содержащиеся в татищевском « Собрании законов древних русских», не принадлежат самому автору, а были добавлены неизвестным редактором в XIX в., с целью создания иллюзии подлинности Завещания (с. 205).

8Татищев цитирует Завещание еще и в написанном им в 1737‑1738 гг. комментарии к Sammlung russischer Geschichte Миллера. Зольдат подчеркивает, что Татищев здесь пишет о « духовной его [Ивана Грозного], деланной в 1566 году», и на основании расхождения дат приходит к выводу, что Татищев и анонимный комментатор « нашего» Завещания (датировавший текст 1572 годом) – это два разных лица.

94) Дошедший до нас текст Завещания Грозного был написан в начале ХIХ в. Алексеем Федоровичем Малиновским (1762‑1840). Малиновский переписывался с Карамзиным во время работы историка над грозненскими томами « Истории государства Российского», и подбирал документы по его заказу. Именно Малиновский сообщил Карамзину о находке Завещания в архиве, и именно Малиновский прислал ему копию. Результатом стала публикация фрагментов Завещания в примечаниях к « Истории» Карамзина, что обеспечило памятнику прочную репутацию аутентичности, даже несмотря на то, что у самого Карамзина позже возникли сомнения в его подлинности (он исключил цитаты из Завещания из всех последующих изданий и переводов своей « Истории»). Эти сомнения разделяли и некоторые современные историки, например А.А. Зимин, избравший загадочную фигуру умолчания по отношению к памятнику (здесь Зольдат повторяет некоторые аргументы своих предшественников) (с. 67, 135).

10Собранные вместе, все эти аргументы выглядят достаточно логично. Зольдат справедливо указывает на своего рода культ Ивана Грозного, сложившийся в начале ХIХ в. и спровоцировавший некоторые подделки (например, каталог библиотеки Ивана Грозного). Если Завещание действительно было подделано, то следует признать, что благоприятный культурный контекст для фальсификации такого рода существовал скорее в начале ХIХ века, нежели в ХVIII в., когда образ Ивана Грозного еще не вызывал особого интереса.

11Вместе с тем, некоторые звенья цепи рассуждений К. Зольдат оказываются на поверку не совсем прочными – особенно те, которые относятся к ХVIII в. Я попробую предложить критический комментарий вышеназванным пунктам и в некоторых случаях сформулировать альтернативную интерпретацию фактов.

  • 5 Р.Г. Скрынников, « Духовное завещание царя Ивана Грозного», Труды Отдела древнерусской литературы, (...)

121) История с выписью, хранившейся в архиве Посольского приказа в начале XVII в., значение которой было оценено Р.Г. Скрынниковым, оказывается несколько смазанной5. Насколько можно понять из книги, Зольдат считает, что выпись была сделана не из духовной 1553 г., а из какого‑то другого документа (потому что иначе в выписи упоминалась бы царица Анастасия, а не царица Мария). Подчеркну, что этот центральный для исследования Зольдат вывод эксплицитно не сформулирован самим автором и что я, возможно, навлеку на себя обвинение в том, что резюмирую аргументы автора таким образом, чтобы мне самому было удобнее полемизировать с ними.

13Само по себе наличие в московских архивах подобных выписей делает версию подделки гораздо более сложной и интересной. Вкладывая в фиктивную « оправу» (формуляр духовной) подлинный текст (выпись), предполагаемый фальсификатор тем самым заметно осложняет работу историков, поскольку такой артефакт практически невозможно датировать, что и наблюдается в случае с известным сейчас текстом Завещания.

  • 6 Отметим – и нижеследующее замечание ни в коей мере не является аргументом, но, скорее, риторической (...)

142) История переводов « Поучения» Агапита изучена недостаточно, поэтому было бы рисковано делать далеко идущие выводы на основании простого совпадения двух мест. В защиту подлинности Завещания можно предположить, что и Иван Грозный, и Петр Могила пользовались неизвестным нам переводом Агапита, существовавшем уже в конце ХVI в. Однако до тех пор, пока такой перевод в списке второй половины ХVI в. не найден, вывод Шевченко остается в силе, и составление Завещания надо отодвинуть на период не ранее второй трети XVII в.6

15Если бы Корнелия Зольдат остановилась на этих двух пунктах – крайне поздней копии и несоответствии Завещания формуляру духовной, – ей наверняка удалось бы убедить значительную часть научного сообщества в своей правоте. Однако ее последующие рассуждения представляются как гипотезы, которые возможны, но не имеют достаточных доказательств.

  • 7 В.Н. Татищев, Избранные произведения, Л., 1979, c. 219, 227. В своих сочинениях Татищев употреблял (...)

163) К сожалению, исследовательница не разработала в достаточной мере третий аргумент в пользу свой теории, а именно неясность и противоречивость архивной истории единственного известного нам списка Завещания. Просто отвергнуть татищевский период в истории Завещания не представляется возможным. Представляется, что К. Зольдат не вполне оценила важность наблюдений Баранова. Подчеркну, что анонимные комментарии к Завещанию неоднократно цитируются в примечаниях Татищева к другим источникам, в словарных статьях и т.д. Представляется неоспоримым, что в руках Татищева находился какой‑то список « нашего» Завещания, к которому он и составил комментарии. Об этом ясно свидетельствуют по крайней мере две прямые ссылки на « духовную царя Иоанна I», встречающиеся в татищеском « Лексиконе российском», которые не привлекли внимания Корнелии Зольдат7.

17Противоречие между двумя датами (1566 г. в примечаниях Татищева к Миллеру и 1572 г. у анонимного комментатора) ничего не доказывает, так как Татищев мог со временем изменить свое мнение. Более того, само это замечание не может скрыть очевидного факта – Татищев комментирует « наш» текст, а не какой‑либо иной, хотя Корнелия Зольдат пытается утверждать обратное (с. 205).

18Позволю себе сформулировать следующую гипотезу. Татищев изменил текст рукописи по крайней мере в одном месте : исправил имя царицы или митрополита (тем самым сделав невозможной уверенную датировку памятника). Зная методику работы Татищева, можно предполагать, что имена царицы и митрополита были для него особенно важны в качестве датирующих указаний. Можно предположить, что заметив реальную (или мнимую) несовместимость имен друг с другом (или с датировкой, которая казалась ему правильной), Татищев контаминировал текст так, чтобы противоречие было устранено.

194) Рукопись с комментариями Татищева была известна А.Ф. Малиновскому, который сделал из нее выписку для Карамзина. При этом Малиновский скрыл от историка идентичность автора комментариев, кратко отозвавшись о нем как об « известном знатоке». Цель этого, казалось бы, безобидного маневра, который, однако, в корне изменил статус выписки, понять нетрудно. Авторитет Татищева в глазах Карамзина был невысок, и посылать историку экстракты из татищевских « манускрыптов» означало априори вызвать у него критическое отношение ко всем содержащимся в них источникам, тогда как Малиновский желал бы, чтобы Карамзин поверил в подлинность Завещания.

20По‑моему, именно на этом этапе появилось в рукописи ложное указание на ее происхождение из библиотеки Курбатова. Малиновский и его современники могли не знать, что в 1739 г., когда рукопись была списана, Курбатова уже не было в живых. Кроме того, его имя ни разу не упоминаетcя в контексте занятий Татищева русскими древностями. Позволю себе предположить, что ссылка на библиотеку Курбатова, поисками которой исследователи занимаются со времени Гюнтера Штекля, является ложным следом.

21Мне отчасти понятно желание Корнелии Зольдат довести дело до логического конца, объявив Малиновского автором подделки. Косвенным аргументом в пользу этого представляется причастность Малиновского к изданию Слова о полку Игореве, неверие в подлинность которого исследовательница, кажется, разделяет. Но факты говорят, скорее, против ее гипотезы. Добавлю, что подделки начала ХIХ в. – просто в силу культурной дистанции по отношению к Московской Руси – не могли быть ничем иным как однодневками, вскоре разоблачаемыми в результате быстрого развития палеографических знаний. Напротив, подделки ХVII‑ХVIII вв., авторы которых учились читать по Часослову и Псалтыри и были укоренены в древнерусской культуре, поддаются разоблачению с большим трудом.

22Несмотря на все вышесказанное, книга Корнелии Зольдат представляется мне качественным и полезным исследованием. Источниковедение не движется вперед по одноколейке, поэтому постановка правильного вопроса иногда оказывается не менее серьезной заслугой, чем получение неоспоримых результатов исследования.

23В этом смысле представляется более важным говорить о методе в целом, а не о буквоедских уточнениях. На правильно поставленный ею, необходимый вопрос Корнелия Зольдат старается ответить при помощи широко признанного метода, и ее монография неожиданным образом высвечивает его ограниченность. Дело в том, что мы просто не можем отличить текста, напиcанного в конце ХVI в. (что в данном случае соответствовало бы подлиннику) от текста, напиcанного во второй трети ХVII в. (что в данном случае соответствовало бы подделке). Дискуссия о подлинности переписки Ивана Грозного с Курбским была решена не в силу чисто текстологических аргументов, а в силу палеографических доказательств.

24Корнелия Зольдат часто ссылается на Эдварда Кинана и на безвременно ушедшую от нас Габриэле Шайдеггер (работы которой в целом остаются недооцененными). У читателя складывается впечатление некого единого фронта разоблачения подделок, хотя на самом деле, речь идет о совершенно разных дискуссиях. Иначе говоря, сомнительность Завещания Грозного вовсе не доказывает поддельности Слова о полку Игореве.

25Кроме того, некоторый пробел заметен и в трактовке историографии. Проще всего было бы признать, что наши предшественники не замечали очевидного, гораздо труднее – реконструировать механизмы цензуры и самоцензуры. Неудивительно, если С.Б. Веселовский в своей статье, опубликованной в 1947 г., не сомневается в подлинности Завещания, ибо этот памятник открывал перед ним заманчивую возможность увидеть царя в пору психологического кризиса, после крушения его внешней и внутренней политики. Еще менее удивительно отсутствие всяких колебаний у Л.В. Черепнина, который готовил Завещание к печати для ДДГ вскоре после Постановления Оргбюро ЦК ВКП(б) « О кинофильме “Большая жизнь”» от 4 сентября 1946 г. : шутить с самодержцем, за спиной которого стояло „прогрессивное войско опричников“, и подвергать сомнению подлинность его Завещания было просто немыслимо.

26В ожидании дальнейших результатов, впечатление от книги Корнелии Зольдат можно сравнить с падением большого музейного экспоната, который неожиданно зашатался и, поколебавшись на пьедестале, упал на пол и вдребезги разбился. Подразумевая или нет наличие древнерусского оригинала, мы должны признать, что текст Завещания Ивана Грозного был контаминирован по крайней мере два раза, возможно в середине XVIII и в начале XIX в. В этих условиях, всякое акритическое использование его данных следовало бы приостановить. « Закрыт на инвентаризацию», как сказали бы музейщики. Автор же заслуживает благодарности – за последовательность в отстаивании своих тезисов, пусть и не всегда бесспорных.

Haut de page

Notes

1 Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV‑XVI вв., М.– Л. : АН СССР, 1950.

2 Ihor Ševčenko, Ljubomudrejšij kyr Agapit Diakon. On a Kiev Edition of a Byzantine Mirror of Princes, with a facsimile reproduction, Supplement to Recenzija, V.1, Cambridge, MA, 1974 ; он же, “Agapetus East and West. The Fate of a Byzantine ‘Mirror of Princes’”, Revue des Études Sud‑Est Européennes, 16, 1978, p. 3‑44. Справедливые наблюдения Игоря Шевченко прошли совершенно незамеченными – его работы даже не были упомянуты в статье об Иване Грозном в Словаре книжников и книжности Древней Руси.

3 К.В. Баранов, « Об общей жалованной грамоте Василия Темного московских боярам», Сообщения Ростовского музея, вып. IХ, Ростов, 1998, c. 31‑44. Впрочем, принадлежность рукописи Татищеву ничего не меняет и ничего не доказывает сама по себе. Научная общественность до сих пор охотно мирится с текстами, которые дошли до нас только в татищевских копиях – например, с Соборным уложением 1607 г.

4 Последний аргумент находит подтверждение в недавних работах И.А. Лобаковой о Житии митрополита Филиппа, написанном в конце XVI – начале XVII в., в котором та же самая цитата фигурирует в старом, « домогилянском» варианте (И.А. Лобакова, Житие митрополита Филиппа : исследование и тексты, Санкт‑Петербург, 2006, c. 50).

5 Р.Г. Скрынников, « Духовное завещание царя Ивана Грозного», Труды Отдела древнерусской литературы, т. 21, 1965., c. 309‑318, здесь с. 312. Именно здесь Зольдат допустила немаловажную неточность – она утверждает, что выписка упомянута в архивной описи 1572 г. (с. 53), тогда как она упомянута в Описи архива Посольского приказа 1614 г. (Описи царского архива XVI века и архива Посольского приказа 1614 года, М., 1960, c. 49)

6 Отметим – и нижеследующее замечание ни в коей мере не является аргументом, но, скорее, риторической амплификацией предшествующего аругмента, – что использвание текста Агапита отсылает не к ученым фальсификаторам ХVIII‑ХIХ вв., которые просто не могли догадаться о фундаментальном значении этого текста для полемики второй половины ХVI в. Иначе говоря, ни Татищев, ни Малиновский не читали работ Игоря Шевченко. Именно выбор этого текста, который оказался центральным в аргументации Филиппа Колычева против Ивана Грозного, отсылает к фальсификатору допетровского времени.

7 В.Н. Татищев, Избранные произведения, Л., 1979, c. 219, 227. В своих сочинениях Татищев употреблял самодельную нумерацию великих князей и царей – за великим князем Василием (III) Ивановичем шел его сын царь Иван I (Грозный). Впрочем, иногда Татищев склонялся к тому, чтобы признать титул, равноценный царскому, уже за великим князем Иваном Васильевичем. В последнем случае Иван Грозный оказывался уже Иваном II‑м. Эта путаница, способная довести комментатора до самоубийства, не меняет дела – в обоих процитированных выше случаях Татищев цитирует « нашу» духовную.

Haut de page

Pour citer cet article

Référence papier

Aleksandr Lavrov, « Cornelia Soldat, Das Testament Ivans des Schreckliches von 1572, Eine kritische Aufklärung »Cahiers du monde russe, 55/3-4 | 2014, 332-338.

Référence électronique

Aleksandr Lavrov, « Cornelia Soldat, Das Testament Ivans des Schreckliches von 1572, Eine kritische Aufklärung »Cahiers du monde russe [En ligne], 55/3-4 | 2014, mis en ligne le 08 avril 2015, consulté le 19 mars 2024. URL : http://journals.openedition.org/monderusse/8016 ; DOI : https://doi.org/10.4000/monderusse.8016

Haut de page

Droits d’auteur

Le texte et les autres éléments (illustrations, fichiers annexes importés), sont « Tous droits réservés », sauf mention contraire.

Haut de page
Search OpenEdition Search

You will be redirected to OpenEdition Search